- 4 -
Москва
в живописи и литературе
Василий Дмитриевич Поленов.
«Московский дворик».
1878.
Сергей Иванович Светославский.
«Из окна Московского училища живописи, ваяния и зодчества».
1878.
Гравюра по рисунку В. Шпака.
«Памятник Пушкину в Москве работы академика М. М. Опекушина».
|
Но вот уж близко. Перед ними А. Пушкин. «Евгений Онегин». * * * |
«Торжества в Москве по случаю коронации Александра III».
«Парадный спектакль в московском Большом театре по случаю священного коронования императора Александра III и императрицы Марии Фёдоровны в мае 1883 года».
Елизавета Меркурьевна Бём.
«Кто в Москве не бывал, красоты не видал!».
Елизавета Меркурьевна Бём.
«Москва замуж идет».
Алексей Кондратьевич Саврасов.
«Церковь Ильи Обыденного в Москве».
1882.
В современной русской жизни осталось очень мало следов от старой Киевской Руси, от её быта. Казалось бы, от неё не могло остаться каких-либо следов и в народной памяти, а всего менее благодарных воспоминаний. Чем могла заслужить благодарное воспоминание в народе Киевская Русь со своей неурядицей, вечной усобицей князей и нападениями степных поганых? Между тем для него старый Киев Владимира Святого — только предмет поэтических и религиозных воспоминаний. Язык до Киева доводит: эта народная поговорка значит не то, что неведома дорога к Киеву, а то, что везде всякий укажет вам туда дорогу, потому что по всем дорогам идут люди в Киев; она говорит то же, что средневековая западная поговорка: все дороги ведут в Рим. Народ доселе помнит и знает старый Киев с его князьями и богатырями, с его св. Софией и Печерской лаврой, непритворно любит и чтит его, как не любил и не чтил он ни одной из столиц, его сменивших, ни Владимира на Клязьме, ни Москвы, ни Петербурга. О Владимире он забыл, да и в своё время мало знал его; Москва была тяжела народу, он её немножко уважал и побаивался, но не любил искренно; Петербурга он не любит, не уважает и даже не боится. Столь же сочувственно относится к Киевской Руси и наша историография.
Василий Осипович Ключевский. «Курс русской истории».
* * *
Архип Иванович Куинджи.
«Вид на Москву с Воробьевых гор».
1882.
Архип Иванович Куинджи.
«Москва. Вид на Кремль со стороны Замоскворечья».
1882.
Архип Иванович Куинджи.
«Московский вид».
Василий Иванович Суриков.
«Иллюминация Москвы».
1882.
Илья Ефимович Репин.
«Прием волостных старшин императором Александром III во дворе Петровского дворца в Москве».
1885.
Илья Ефимович Репин.
«Прием волостных старшин императором Александром III во дворе Петровского дворца в Москве».
1885-1886.
Василий Иванович Суриков.
«Зима в Москве».
1884-1887.
Илья Ефимович Репин.
«Лев Николаевич Толстой за работой в кабинете хамовнического дома в Москве».
1893.
Василий Иванович Суриков.
«Вид Москвы».
1908.
Между Петербургом и Москвой от века шла вражда. Петербуржцы высмеивали "Собачью площадку" и "Мертвый переулок", москвичи попрекали Петербург чопорностью, несвойственной "русской душе". Враждовали обыватели, враждовали и деятели искусств обеих столиц.
В 1919 году, в эпоху увлечения электрификацией и другими великими планами, один поэт предложил советскому правительству проект объединения столиц в одну. Проект был прост. Запретить в Петербурге и Москве строить дома иначе, как по линии Николаевской железной дороги. Через десять лет, по расчету изобретателя, оба города должны соединиться в один - Петросква, с центральной улицей - Куз-невский мос-пект. Проект не удалось провести в жизнь из-за пустяка: ни в Петербурге, ни в Москве никто ничего не строил - все ломали. А жаль! Может быть, это объединение положило бы конец двухвековым раздорам.
Георгий Иванов. «Петербургские зимы»
* * *
Василий Иванович Суриков.
«Сквер перед Музеем изящных искусств в Москве».
1910-е.
Москва, 1918
Дождь лил несколько суток, оплакивал разграбленный, одичавший город. Под утро небо расчистилось, показались звезды. Холодная луна осветила пустынные улицы, площади, переулки, проходные дворы, разбитые особняки, громады многоэтажных зданий, купола храмов, зубчатые кремлевские стены. Проснулись куранты на Спасской башне, пробили двенадцать раз, то ли полночь, то ли полдень, хотя на самом деле было три часа утра.
Большевистское правительство поселилось в Кремле еще в марте. Кремль, древняя неприступная крепость, остров, отделенный от города глубокими рвами, мутной речной водой, был надежней дворцов Петрограда. Кремлевский слесарь, мастер на все руки, упорно пытался починить старинный часовой механизм, разбитый снарядом во время боев в ноябре 1917. Куранты плохо слушались, вроде бы начинали идти, но опять вставали и никак не желали играть «Интернационал» вместо «Коль славен наш Господь в Сионе». Откашлявшись, как будто извинившись, они прохрипели какую-то невнятную мелодию и затихли.
Новая власть хотела командовать не только людьми, но и временем. Полночь наступала ранним вечером, утро – глубокой ночью.
Почти перестали ходить трамваи. Фонари не горели, темны были улицы, темны окна, лишь иногда дрожал за мутным немытым стеклом желтый огонек керосинки. И если в каком-нибудь доме вспыхивало среди ночи электричество, это означало, что в квартирах идут обыски.
Полина Дашкова. «Источник счастья».
* * *
Аполлинарий Михайлович Васнецов.
«Ротонда Миловида в Найденовском парке. Москва».
1920-е.
В 1933 году на одного москвича приходилось в среднем 4,15 квадратного метра жилой площади, включая и малопригодную для жизни: сырые подвалы, бараки, перенаселенные коммуналки.
Сергей Беляков. «Гумилёв, сын Гумилёва».
* * *
Юрий Иванович Пименов.
«Новая Москва».
1937.
Третьяковская галерея, Москва.
Вот фотография в журнале 30-х годов, под ней «глубокомысленная» подпись: «На месте снесенной Китайгородской стены — аллея!» А ведь ее называли «чудо-стеной», она горделиво вилась от гостиницы «Метрополь» до Никольских ворот, затем от Лубянки к Москве-реке и по ее берегу — до Василия Блаженного. Шатровые башни, зубчатые стены, арки… Сложена она была четыре века назад и стояла неколебимо. И вот восторженное описание того, как бессмысленно и преступно разрушили ее: «В октябре 1934 года исчезли северная и восточная части старой стены Китай-города. Работы по сносу стены шли круглые сутки. По ночам лучи прожекторов освещали колонны пятитонных грузовиков и стальные ковши экскаваторов. Старая стена рушилась, исчезая на глазах. За экскаваторами шли тяжелые катки. И в несколько дней на месте старых крепостных укреплений боярской Москвы, над подвалами купеческих складов лег просторный асфальтовый проспект».
Некоторые до сих пор оправдывают такое варварство тем, что до Октябрьской революции Москва якобы беспланово и хаотично застраивалась и была неизвестно на что похожа. Неправда! Москву за ее самобытный облик и нрав от всего сердца любили самые известные люди России, запечатлев навеки это чувство в своих трудах. А вот что написал о дореволюционной Москве Кнут Гамсун, повидавший на своем веку почти весь мир: «Москва — это нечто сказочное… С Кремля открывается вид на целое море красоты. Я никогда не представлял себе, что на земле может существовать подобный город: все кругом пестреет красными и золочеными куполами и шпилями. Перед этой массой золота, в соединении с ярким голубым цветом, бледнеет все, о чем я когда-либо мечтал».
Владимир Николаев. «Сталин, Гитлер и мы».
* * *
Александр Александрович Дейнека.
«Окраина Москвы. Ноябрь 1941 года».
1941.
В первые недели войны, после вероломного нападения на нашу страну, нацистские главари были настолько уверены в успехе, что фюрер самолично набросал эскиз памятника грядущей победы германского оружия. В столице поверженной большевистской России намечалось воздвигнуть монументальную арку – символ величия и мощи «третьего рейха». Эскиз породил соответствующий приказ строительным организациям, то есть обрел форму проекта и вступил в стадию реализации.
Уже к осени 1941 года гранитные арки, колонны, карнизы и прочие детали памятника были изготовлены и спешно отправлены на восток специальным эшелоном.
Однако дальнейшее развитие событий, как известно, внесло существенную поправку в планы нацистских бонз. После разгрома под Москвой заготовки для памятника стали трофеем Красной Армии. Затем последовала серия сокрушительных поражений, и 9 мая 1945 года фашистская Германия безоговорочно капитулировала.
Во многих городах Европы благодарные народы воздвигли памятники освободителям – мужественным советским солдатам. А что же касается упомянутого трофея, то архитекторы Москвы нашли ему должное применение. Гранитом был облицован дом №9 по улице Горького.
М. Чекуров. «А гранит пригодился...». «Техника – молодежи». 1985 год.
* * *
Огромные новые дома, только что законченные. Эффектный цоколь их высоко, на два этажа, выложен мощными глыбами красного гранита. Рассказывали, будто гранит этот заказывал в Финляндии Гитлер, чтобы после взятия и затопления Москвы построить из него на Ленинских горах основу памятника победы Германии над Россией. Если это не легенда, то зря мы, по-моему, «бесхозяйственно» обошлись с таким материалом, — хорошо было бы в Москве соорудить из него фундамент монумента в знак победы народов Советского Союза над гитлеровской Германией…
Владимир Чивилихин. «Память». Собрание сочинений в 4-х томах. Москва, «Современник». 1985 год.
* * *
Александр Александрович Дейнека.
«Москва».
1941.
Московские гавроши
Неизвестные эпизоды обороны Москвы
Рассказывает ветеран Великой Отечественной войны Константин Аркадьевич Пигулевский:
- С конца 1930-х годов я работал инструктором в московском комитете физкультуры. Тогда, несмотря на нехватку машин, был весьма популярен самокатный (велосипедный) спорт. С 1924 года ни один парад на Красной площади не обходился без самокатчиков: первым катил полк военных, за ним гражданские. К парадам готовились целый месяц. Прохождение было сложным – приходилось объезжать с двух сторон Исторический музей, затем 24 велосипедиста смыкались в одну шеренгу. Смотреть по сторонам нельзя ни в коем случае – нарушишь строй. Однажды кто-то зазевался: решил взглянуть на Сталина. Руль вильнул, парень упал, а за ним следом ведь на приличной скорости катили другие спортсмены. В считанные секунды на площади перед Мавзолеем образовалась куча-мала. Члены правительства оторопели поначалу, а потом как давай хохотать, до слёз. Мы без разбору хватали машины и бегом с площади. Но никого за эту промашку не наказали.
В 1941-м я стал штурманом скоростных бомбардировщиков. Летом началась война. Рвусь на фронт, а в военкомате говорят: «Всю авиацию перебили, есть приказ Сталина лётные кадры пока не трогать»…
Впервые немцы попытались сбросить бомбы на Москву в ночь на 22 июня, но наши лётчики их не пропустили. Чтобы избежать паники, москвичам сообщили, что налёт был учебный. А с июля Москву бомбили почти каждую ночь. Поэтому в помощь противовоздушной обороне из велосипедистов, участвовавших в парадах на Красной площади, было решено создать самокатный полк…
У нас был особый режим. По воздушной тревоге ребята мчались на свои посты. Вокруг рвались фугаски, горели зажигательные бомбы, по крышам и мостовым шлёпали осколки от снарядов, тут и взрослым-то становилось страшно, а наши мальчишки бесстрашно выполняли порученное дело. Патрулировали улицы, проверяли светомаскировку. Как-то на Сретенке обнаружили интересную сигнализацию: в квартире, хозяева которой эвакуировались, в печке кто-то установил 500-ваттную лампу. Через трубу её яркий свет бил прямо в небеса.
Но самой главной задачей самокатчиков было обнаружение ракетчиков. «Пятая колонна» в Москве дала о себе знать в первые же дни войны. Диверсантов и террористов в столице было очень много. Одного я задержал случайно в переходе метро. Хромой парень, шедший впереди меня, обронил тросточку. Я решил помочь. Поднял трость и чувствую, что слишком уж она тяжёлая. С помощью патруля задержал хромого. Тросточка его, как оказалось, была приспособлена для стрельбы одним патроном…
Ракетчики же при каждом налёте немецкой авиации отмечали наиболее важные объекты – железнодорожные станции, заводы, склады. Одного наши ребята засекли на чердаке Дома Союзов. Но особенно часто их брали у МосГЭС, напротив Раушской набережной, вблизи Кремля. Понятно, что сами мальчишки задержать взрослого человека не могли. Поэтому один оставался следить за ракетчиком, а второй катил к ближайшему телефону и вызывал сотрудников НКВД. Из-за такого диверсанта погиб наш Вася Овчинников. Из отделения милиции у Москворецкого моста он вызвал патруль, а выйти из здания не успел: вместо двухэтажного дома, где находились 130 человек, задержанных во время тревоги, где на крыше был зенитный девичий пост, после попадания бомбы осталась 30-метровая воронка… Хорошо хоть после войны здесь сквер разбили. А вот напротив Российской государственной библиотеки (Ленинки) есть дом, расчленённый бомбой надвое. В его подвале погибли все жители. Так вот на этом месте кто-то догадался устроить общественный туалет…
Москву бомбили обычно по ночам, но однажды я стал свидетелем дневного налёта. Воздушную тревогу не объявляли. Над столицей вдруг появился самолёт, жужжал-жужжал, а потом единственной бомбой поразил цель, да какую! Бомба точно попала в здание на Старой площади, где размещались ЦК и МГБ партии. А его на случай прихода немцев наши заминировали, поэтому взрыв был небывалой силы – обрушилась передняя стена, все кабинеты на виду, бумаги разлетелись. Взрывной волной снесло крыши и вышибло стёкла в ближайших домах, ехавший по улице трамвай выбросило в сквер к памятнику героям Плевны, а людей расшвыряло, как мячики. Меня по улице Мархлевского пронесло вместе с велосипедом…
Однажды бомба попала в Манеж, где был правительственный гараж. Из здания повалил сизый дым. Мы пошли туда в противогазах. Все машины, включая «Паккард» Сталина, покрылись какой-то зеленоватой пылью. Грешили на немцев, мол, какой-то ядовитой гадостью начинили бомбы, но оказалось, при строительстве Манежа все деревянные перекрытия, чтобы их не съел жучок, засыпали махоркой, смешанной с нюхательным табаком. В Манеже я впервые увидел бомбу, наполненную песком, - привет от антифашистов. Позже мы такие бомбы находили неоднократно.
В Кремль, несмотря на маскировку, попало 18 бомб, хорошо, больших повреждений не было. Для того чтобы фашисты не смогли определить его местоположение, маскировали и Красную площадь – на брусчатке нарисовали крыши домов…
16 октября, когда немцы подошли к Москве, началась массовая эвакуация. Среди моих мальчишек паникёров не было, и город никто не оставил. Меня вызвали в штаб МПВО… Дмитрий Андреевич Фёдоров. Удивительный человек. Воевал на Халхин-Голе и в Испании. В 1945-м из Берлина вывез в Советский Союз архивы гестапо, занимался их изучением и возглавлял секретный институт НКВД. Слышал, что он написал интересную книгу о тайной войне. А позже по доносу Дмитрия Андреевича расстреляли..
Так вот он сразу сказал: «Пишите приказ. Отряд переходит в моё распоряжение. Будете заниматься подвозом боеприпасов при баррикадных боях»…
Помните, сколько было шума, когда на Красную площадь приземлился немец Руст? А вот о том, что на площадь садились фашисты, знали единицы. В ноябре 41-го во время страшной бомбёжки подбитый немецкий бомбардировщик пытался сесть на Красную площадь. Бомбы он сбросил, горючее израсходовал и потому легко спланировал вниз. Но немного не рассчитал и приземлился на крышу двухэтажного дома, что стоял напротив входа на станцию метро «Площадь революции», там, где сейчас сквер. Я прибыл на место в три часа утра, когда немцев уже спускали вниз по лестнице. Лётчик, штурман и стрелок были живы-здоровы, их сразу увезли на Лубянку, а от самолёта к 9 утра не осталось и следа – москвичи не должны были узнать о незваных гостях, так как это вызвало бы нездоровый переполох. Напротив, для поддержания боевого духа горожан устроили выставку достижений нашей авиации: с фронта привезли подбитые немецкие самолёты и выставили их на Театральной площади, а потом ещё и в Центральном парке культуры и отдыха.
Большинство ребят из самокатного отряда впоследствии ушли на фронт, многие не вернулись. А когда раздавали награды за оборону Москвы, о наших храбрых самокатчиках никто не вспомнил…
«Чудеса и приключения» №6 2011 год.
* * *
Александр Александрович Дейнека.
«Москва».
1941.
6 ноября 1941 года, когда немецкие войска подошли к Москве, в нижнем вестибюле станции метро "Маяковская" состоялся торжественный праздничный митинг, на котором с речью выступил Сталин. Любопытно, что до митинга Генералиссимус находился в своем городском доме на Мясницкой, роскошном купеческом особняке купца первой гильдии Солдатенкова, где с начала войны располагалась Ставка Верховного Главнокомандования. Однако известно, что Сталин в тот день никуда не выезжал: не было ни кортежа машин, ни сопровождения, и даже наружное наблюдение, выставляемое на улицах по маршруту следования, в тот день отсутствовало. Очевидцы свидетельствуют, что Сталин прибыл на станцию по тоннелю метро, в то время как его резиденция находилась в стороне от подземных линий. Однако подвальный этаж особняка был соединен под землей с бункером соседнего штаба противовоздушной обороны. Система ходов, соединяющих на большой глубине бункер с тоннелем метро и выходящих под платформу одной из станций, существует и находится под охраной и по сей день. Впрочем, как и огромное количество других объектов над которыми ежедневно разгуливают миллионы москвичей и гостей столицы, как правило ни о чем не подозревая.
Рихтер. «Архитектура забвения».
* * *
Александр Александрович Дейнека.
«Москва».
1941.
На оживленном Курфюрстендаме Паулюс случайно встретил Гейнца Гудериана, чем-то явно озабоченного.
- Мне сейчас здорово влетело, - сообщил он. - В рейхсканцелярии подсчитали, что мои танки сосут горючее в четыре раза быстрее, нежели в других армиях мира. Чем же мы виноваты, если так воспитаны: мотор, форсаж, атака! Везет же этим русским, — вдруг позавидовал Гудериан. - У них в Москве стакан газированной воды с сиропом продается во много раз дороже целого литра бензина. Нам бы такие цены!
Валентин Пикуль. «Площадь павших борцов».
* * *
Сергей Николаевич Ефошкин.
«У блаженной Матронушки Московской».
Александр Александрович Дейнека.
«Москва. Пейзаж».
1952.
Волгоградский музей изобразительных искусств, Волгоград.
Известно, что существовало несколько проектов строительства Храма Христа Спасителя в честь победы в Отечественной войне 1812 года, один из которых предполагал возведение храма на Воробьевых горах. Однако от этого проекта было решено отказаться в силу того, что в этом месте был очень слабый грунт, неспособный выдержать крупного здания. Но что не смогли сделать царские архитекторы, сделали сталинские. Как считает Юрий Зайцев, при строительстве Главного здания МГУ, под фундамент вырыли огромный котлован и, залив его жидким азотом, поставили холодильные установки на то место, которое потом стало называться "Этаж-3". Этой зоне был присвоен статус сверхсекретной, так как в случае вывода из строя морозильников здание МГУ сползет в Москва-реку. По мнению московских диггеров, версия о наличии морозильных установок для фиксации грунта на 99% не соответствует действительности. Никаких следов самих установок или необходимых для их работы коммуникаций им обнаружить не удалось. В то же время, в существовании многочисленных подземных коммуникаций на территории МГУ мне, в свое время, удалось убедиться лично. Не считая себя вправе подробно распространяться о том, что именно находится под МГУ, в то же время замечу, что практически все исследователи московских подземелий сходятся в том, что тоннели под университетом напрямую соединяются с лежащим под огромным пустырем напротив МГУ подземным городом в Раменках, который носит неофициальное название Москва-2.
Рихтер. «Архитектура забвения».
* * *
…Суит-Лана привезла нас на Ленинские горы, и с этой высоты мы увидели весь город, увидели Москву, огромный город, который простирался до самого горизонта. По небу плыли черные кучевые облака, но солнце пробивалось из-под них и отсвечивало на золотых куполах Кремля. Это город больших новых зданий и старых маленьких деревянных домиков с деревянными кружевами вокруг окон, любопытный город с изменчивым настроением и со своим характером. Точных цифр относительно его населения я не знаю, но говорят, что между шестью и семью миллионами.
Мы не спеша поехали обратно в город. На обочинах росла капуста, а по обе стороны дороги был высажен картофель. Москва еще не рассталась с тем, что у нас называлось «военными огородами», ― у каждого был свой участок, засаженный капустой и картофелем, и владельцы яростно защищали свои угодья. За то время, что мы находились в Москве, двух женщин приговорили к десяти годам исправительных работ за то, что они украли из частного огорода три фунта картошки.
Джон Стейнбек. «Русский дневник».
* * *
Диего Ривера.
«Демонстрация 7 ноября в Москве».
1955.
Москва пребывала в состоянии лихорадочной деятельности. Многочисленные бригады развешивали на зданиях гигантские плакаты и портреты национальных героев ― целыми гектарами. По мостам протянули гирлянды электрических лампочек. Кремлевские стены, башни и даже зубцы стен тоже были украшены лампочками. Каждое общественное здание подсвечивалось прожекторами. На площадях были сооружены танцевальные площадки, а кое-где стояли маленькие киоски, похожие на сказочные русские домики, в которых собирались продавать сладости, мороженое и сувениры. К этому событию выпустили небольшой значок на колодке, и все носили его.
Почти ежечасно прибывали делегации из разных стран. Автобусы и поезда были перегружены народом. Дороги были заполнены ехавшими в город людьми, которые везли не только вещи, но и еду на несколько дней. Они так часто голодали, что старались не рисковать, когда куда-нибудь ехали, и каждый вез несколько буханок хлеба. Кумач, флаги и бумажные цветы украшали дома. На здании каждого Наркомата висели свои панно. Управление метрополитена выставило огромную карту московского метро, а внизу маленький метропоезд ездил взад-вперед. Это собирало толпы, и люди допоздна глазели на него. В город въезжали вагоны и грузовики, нагруженные продовольствием: капустой, дынями, помидорами, огурцами ― подарками колхозов городу к восьмисотлетию.
На каждом прохожем была какая-нибудь медаль, лента или орден, напоминающие о войне. В городе кипела деятельность…
Вечером накануне празднования нас пригласили в Большой театр, но не сказали, что там будет. По какой-то счастливой случайности мы пойти не смогли. Позже узнали, что в течение шести часов были сплошные речи, и никто не мог уйти, потому что в ложе сидели члены правительства. Это одна из самых счастливых случайностей, которая с нами приключилась.
Рестораны и кабаре были забиты людьми, и многие места были зарезервированы для делегатов, которые приехали из других республик Советского Союза и из-за границы, поэтому мы совсем никуда не могли попасть. Между прочим, в тот вечер вообще было трудно поужинать. Город был просто забит народом, люди медленно гуляли по улицам, останавливаясь на площадях, чтобы послушать музыку, а потом плелись дальше. Они смотрели, снова шли и опять глазели. Деревенские жители ходили, широко раскрыв глаза. Некоторые из них никогда раньше не бывали в городе, а такого украшенного огнями города никто не видел вообще. На площадях танцевали, но немного. Большинство людей бродили и смотрели и опять брели, чтобы посмотреть на что-то другое. В музеях было столько народу, что туда невозможно было войти. В театрах ― столпотворение. Не было ни единого здания, где не висело бы хоть одно огромное изображение Сталина, а вторым по размеру был портрет Молотова. Еще были большие портреты президентов разных республик и Героев Советского Союза, но те размером поменьше.
Джон Стейнбек. «Русский дневник».
* * *
|
Флаг над Моссоветом В сиянье полдня золотом, Михаил Владимов. * * * |
Василий Игоревич Нестеренко.
«Патриарх Московский и всея Руси Алексий II».
1996.
✫ Когда я был маленький, то знал, что мир на Земле нерушим из-за баланса ядерных ракет. Верил в то, что наша страна защищена самой совершенной системой противоракетной обороны. Позже оказалось, что Москва, заявившая на первых этапах гонки вооружений о неуязвимости страны, трусливо пыталась закрыть от ядерного удара лишь Московскую область, за счёт всей страны, тратя народные миллиарды. Система обороны действительно воплотила в себе лучшие достижения в области космической и электронной техники. Апофеозом этого проекта стали испытания истребительной противоракеты против баллистической ракеты с настоящим ядерным зарядом. Чтобы всё было по взрослому (видимо для остроты ощущений) москали направили ракету на территорию Дальнего Востока. Если бы противоракета не поразила ядерную цель в космосе, то жители удалённой территории России до конца бы прочувствовали ядрёную, горячую любовь и заботу Москвы. ✫
Владимир Пятибрат. «Глубинная книга».
* * *
Виктор Евгеньевич Лукьянов.
«Старый московский дворик».
1997.
По мнению журналиста Дениса Баранца, сеть "закрытых" стратегических коммуникаций и объектов, располагающихся под столицей, насчитывает около 22 так называемых "почтовых ящиков", около 18 стратегических военных объектов Министерства Обороны и около 15 техническо-коммуникационных объектов спецслужб, и на сегодняшний день представляет собой 320-километровый автономный комплекс, число рабочих мест в котором составляет более 8 тысяч человек. В настоящее время этой системой, как и другими аналогичными объектами по всей России, занимается "Служба Специальных Объектов", созданная указом Бориса Ельцина N350 от 15 марта 1999 года.
Рихтер. «Архитектура забвения».
* * *
Валерий Изумрудов.
«Московский пейзаж».
В 1932-м взорвали храм Христа Спасителя, «чей золотой громадный купол, ярко блестевший на солнце, можно было разглядеть, как золотую звезду над лесом, когда до Москвы еще оставалось верст шестьдесят». Уходил старомосковский быт. Исчезали дома и целые кварталы, «как будто их вырезали из тела города. <...> Пустота казалась мне противозаконной, противоестественной», - вспоминал Валентин Катаев. «Я... с ума сходила от бесформенности новых площадей», - негодовала Эмма Герштейн. Художник Александр Осмеркин «говорил насмешливо: “Харьков”».
Сергей Беляков. «Гумилёв, сын Гумилёва».
* * *
Мы вернулись обратно в нашу зеленую спальню с безумной картиной на стене; настроение у нас было неважное. Мы не могли точно уяснить себе, почему именно, а потом до нас дошло: на улицах почти не слышно смеха, на улицах нет улыбок. Может , из-за того, что они много работают , что им далеко добираться до места работы. На улицах царит серьезность, может, так было и всегда, мы не знаем.
Мы ужинали с Суит-Джо Ньюменом и Джоном Уокером из «Тайма» и спросили, заметили ли они, что люди здесь совсем не смеются. Они сказали, что заметили. И еще они добавили, что спустя некоторое время это отсутствие смеха заражает и тебя, и ты сам становишься серьезным. Они показали нам номер советского юмористического журнала «Крокодил» и перевели некоторые шутки. Это были шутки не смешные, а острые, критические. Они не предназначены для смеха, и в них нет никакого веселья. Суит-Джо сказал, что в других городах все по-другому, и мы сами увидели это, когда поехали по стране. Смеются в деревнях на Украине, в степях, в Грузии, но Москва ― очень серьезный город.
Джон Стейнбек. «Русский дневник».
* * *
Дмитрий Александрович Пригов.
Без названия/Вечерняя Москва-1.
1992.
Владимир Лаповик.
«Москва. Каменный мост».
2008.
На сегодняшний день враг окопался как раз в Москве, но это уже ни для кого не секрет. Москва, как уже бывало в прежние времена, отвалилась, откололась от всей остальной России и превратилась в мощную крепость чужеземцев. Там у них скопилась такая сила — капитал, оружие и штабы. Москва, опутанная информационным бредом, накачанная психотропной слизью, превратилась как бы в огромную воровскую малину, где управляют разномастные паханы, в основном нерусские, и их многочисленные подручные из аборигенов, продавшиеся, как тоже бывало встарь, за все те же соблазнительные тридцать сребреников. Характерно, что среди продавшихся почти нет простого люда, это большей частью образованная шпана, именующая себя творческой интеллигенцией, да бывшие партийные аппаратчики, ухитрившиеся занять самые высокие гауляйтерские посты. Прочий обыватель, так и не уразумевший, что произошло, подыхает среди импортного изобилия, упивается сериалами из жизни латиноамериканских кретинов и иногда сбивается в потешные митинги, на которых потрясает худыми, никому не опасными кулачками и бьется в дурной истерике. Казалось бы, проще всего при таком раскладе напустить в город ядовитых газов или взорвать его ядерным ударом и таким образом разом покончить с нашествием, но это нельзя сделать по двум причинам: во-первых, нет героя, кто взял бы на себя труд гигантского захоронения; а во-вторых, если бы и нашелся такой герой, то гниль и смрад, хлынувшие из разверстой московской преисподней, затопили бы половину планеты.
Анатолий Афанасьев. «Монстр сдох».
* * *
Неизвестный художник.
«Москва XXIII века. Красная площадь».
Неизвестный художник.
«Москва XXIII века. Лубянка».
Неизвестный художник.
«Москва XXIII века. Петровский парк».
Неизвестный художник.
«Москва XXIII века. Театральная площадь».
Неизвестный художник.
«Москва XXIII века».
Неизвестный художник.
«Москва XXIII века».
Неизвестный художник.
«Москва XXIII века».
Неизвестный художник.
«Москва XXIII века. Центральный вокзал».
Москва XXIII века
Под таким названием «ТМ» в свое время поместила статьи Н. Алексеева (№ 5 за 1964 год) и В. Зусмана (№ 12 за 1966). Напомню, в них говорилось о серии открыток «Москва будущего», выпущенных в 1914 году товариществом «Эйном». Всего было опубликовано семь открыток – «Кремль», «Красная площадь», «Лубянка», «Театральная площадь», «Зарядье», «Яр», «Петровский парк».
Я думаю, читателям будет небезынтересно познакомиться с последней, восьмой, открыткой. В отличие от других ее место действительно полностью выдумано. Подпись под картинкой многозначительно гласит: «Зима такая же, как и при нас 200 лет назад. Снег такой же белый и холодный. Центральный вокзал Воздушных и Земных Путей Сообщения. Десятки тысяч приезжающих и уезжающих, причем все идет чрезвычайно быстро, планомерно и удобно. К услугам пассажиров – земля и воздух. Желающие могут двигаться с быстротою телеграмм».
Э. Файнштейн. «Техника – молодёжи» №12 1980 год.
* * *
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ:
